Свертывание новой экономической политики - Советская Россия, СССР в 1920-1930 гг. - Россия в ХХ – начале ХХІ в.

Ускоренная модернизация: индустриализация, коллективизация. Период конца 1920-х — начала 1930-х гг. ознаменовался свертыванием нэпа, политическим и идеологическим разгромом его сторонников, отказом от принципов, на которых он основывался, и переходом на административно-репрессивные методы управления. Сформировавшаяся коммунистическая авторитарная политическая система была несовместима с полнокровными рыночными отношениями, поскольку рынок создавал реальную угрозу для буржуазной реставрации, и свертывание новой экономической политики становилось лишь вопросом времени. С победой сталинского курса и ужесточением политического режима многовариантность нэповской идеи была исчерпана.

Важную роль в отходе от нэпа сыграли причины экономического характера. Нэп позволил быстро двинуть вперед экономику страны. Уже в 1926 г. по объему валовой продукции промышленность превысила довоенный уровень. Производство сельскохозяйственной продукции за 5 лет выросло в 2 раза, превысив уровень 1913 г. После неурожая и голода единоличное крестьянское хозяйство смогло быстро довести до довоенного уровня посевные площади, поголовье скота, производство основных продуктов. Рост зажиточности деревни проявлялся в расширении группы середняков, но особенно предпринимательской верхушки. Подъем крестьянского хозяйства сопровождался увеличением розничной торговли (главным образом за счет частного торговца); оживала кустарно-ремесленная промышленность. Устойчивые деньги оздоровили товарооборот. Объем внутренней торговли к 1925 г. достиг 98 % от довоенного уровня. Однако в целом ситуация оставалась сложной. Советская Россия по-прежнему серьезно отставала от наиболее развитых стран мира. Уровень производства в ведущих отраслях промышленности в расчете на душу населения был в 5—10 раз ниже, чем в зарубежных странах.

В середине 1920-х гг. страна лишь возвращалась к уровню 1913 г., что, естественно, не давало гарантий возможности развития СССР в случае экономической блокады, а главное, выбивало почву под целевой установкой большевиков на «освобождение мирового пролетариата от капиталистического гнета».

В конце 1920-х гг. все резервы были исчерпаны, страна столкнулась с необходимостью огромных инвестиций в народное хозяйство. Оборудование, не обновлявшееся многие годы, старело. Крупная промышленность и банки по-прежнему оставались в руках государства.

Частные предприниматели на всем протяжении 1920-х гг. подвергались яростной травле и судебным преследованиям. Предприятия не могли самостоятельно решать самые простые вопросы. Ограничению предпринимательской деятельности способствовали растущий налоговый пресс, практика принудительных займов, дискриминация частных предприятий по сравнению с государственными.

Советское руководство рассматривало угрозу военного столкновения с Западом как вполне реальную, поэтому особую опасность представляло отставание страны в военной области. Для оснащения армии современным оружием средств не имелось. Задача всесторонней модернизации народного хозяйства вновь, как и в начале века, становилась для России самой насущной. По уровню грамотности населения и урбанизации Советская страна находилась на одном из последних мест среди развитых государств.

Восстановительный процесс базировался исключительно на мобилизации накопленного ранее материального и интеллектуального потенциала. Как только были использованы самые поверхностные резервы восстановления народного хозяйства, выявились многочисленные проблемы и трудности. Монополия внешней торговли позволила резко ограничить потребительский импорт, но рост крестьянского потребления никак не позволял вывести продовольственный экспорт на довоенный уровень. Экспорт хлеба упал в 1926 г. до 0,6 млн т. Страна не могла возвратить свои традиционные мировые рынки сбыта. Ее место уже было занято, а отечественные промышленные изделия не могли конкурировать с зарубежными. Монополия внешней торговли позволяла завышать цены на промышленные изделия, что обеспечивало предприятиям прибыль даже при плохом качестве изделий, но в то же время обостряло конфликт между городом и деревней относительно цен на промышленные товары.

Квалифицированные рабочие составляли всего 53 % общего числа занятых на производстве, приток молодежи из села в город породил массовую безработицу, которая в 1925 г. достигла 1,5 млн человек. Заработная плата и потребление были ниже, чем до революции. Среди трудящихся росло недовольство. В 1926 г. в забастовках участвовали более 100 тыс. рабочих и служащих.

В разработанном в течение нескольких месяцев 1920 г. Государственной комиссией по электрификации России (ГОЭЛРО) плане — первом масштабном прогнозе народнохозяйственного развития — цели индустриализации понимались достаточно широко: в нем речь шла не только о преобразовании Советской России в течение 10 лет в промышленно развитую страну, но и о внедрении новейших достижений науки и техники во все отрасли народного хозяйства, об «индустриализации населения», т.е. о росте городов и увеличении численности горожан. Поскольку план ГОЭЛРО был прямым порождением «военного коммунизма», в нем не рассматривались социально-экономические возможности индустриального роста, не анализировалось соотношение финансовых затрат и конечных результатов.

В условиях нэпа определенная часть намеченных планом ГОЭЛРО задач была решена: высокими темпами поднималась металлопромышленность, в том числе сельскохозяйственное машиностроение и станкостроение.

Завершение к середине 20-х гг. восстановительных процессов и исчерпание унаследованных от царской России ресурсов вновь остро поставили на повестку дня вопросы дальнейшего развития советской системы.

Нужно ли сохранять НЭП? Как преодолеть резко возросшее за годы войны и революции отставание от развитых государств Запада?

Одновременно нужно было решать проблему обострившегося товарного голода. Необходимо было найти его причины: являлся ли он результатом простого стечения обстоятельств или стал следствием противоречивости и непоследовательности проведения нэпа?

Необходимость индустриализации, перевода предприятий на новый технический базис в большевистском руководстве понимали все. И правящее большинство, и оппозиционные силы признавали дальнейшую индустриализацию как наиболее оптимальный путь реорганизации экономического строя России. В структурно-технологическом плане вопрос также был очевиден: нужно было создавать развитую машиностроительную базу, поднимать энергетику и топливный комплекс.

Идеолог российской индустриализации профессор В. Гриневецкий в свое время рассчитывал на масштабные иностранные инвестиции, однако для Советской России после отказа платить царские долги и национализации собственности кампаний с иностранным участием этот канал фактически был закрыт. По политическим и идеологическим причинам оказался неприемлемым и традиционный для России источник накопления капитала — крестьянское хозяйство. Антикапиталистическая риторика большевиков делала политически невозможной активную поддержку развития и укрепления крестьянских хозяйств. Проблематичным оказался и рост производственного накопления в частном секторе вне сельского хозяйства.

Партийные дискуссии выявили два противоположных подхода к проблеме капиталонакопления. Левая оппозиция, рассматривая индустриализацию как путь к победе социалистических начал и подчиняя решение экономических задач политическим, настаивала на ускоренной индустриализации. Для этого оппозиция настойчиво предлагала различные способы перекачки средств из деревни в город: от использования пресловутых «ножниц» — превышения промышленных цен над сельскохозяйственными — до усиленного налогообложения деревенской «верхушки». Предрекая углубление кризиса, социального расслоения и утрату в конечном счете «социалистической перспективы» в случае укрепления частного капитала в городе и деревне, Троцкий и его единомышленники (Е. Преображенский, И. Смилга, Ю. Пятаков) видели выход в мобилизации масс на проведение индустриализации, усилении плановых начал в развитии народного хозяйства, ограничении «эксплуататорских тенденций нэпманов и кулака». Другой подход предполагал начинать индустриализацию с создания благоприятных условий для роста сельского хозяйства с тем, чтобы в будущем подготовить необходимые предпосылки для быстрого роста тяжелой промышленности. Эту точку зрения поддерживали многие экономисты-аграрники. За сохранение рыночных отношений между городом и деревней, против ускоренных темпов индустриализации и принудительного кооперирования крестьян выступали «правые». Н. Бухарин предлагал снизить темпы индустриализации и перебросить средства из тяжелой промышленности в легкую. Главный партийный теоретик выступал за постепенное «врастание» через кооперацию частных хозяев, в том числе зажиточных слоев, в будущий социализм, и по этой причине отстаивал теорию затухания классовой борьбы по мере приближения к социализму.

К декабрю 1927 г. в руководстве партии стала утверждаться линия на необходимость высоких темпов индустриализации, решительного социалистического наступления. Это означало конец новой экономической политики, так как в условиях нэпа хотя и сохранялась финансовая стабильность, но темпы роста экономики оставались низкими.

Ответом большевиков на кризис накопления стало закрепощение деревни, резкий рост государственного накопления за счет снижения уровни жизни населения. В 1927 г. был выпущен первый «Заем индустриализации», в 1928 г. — второй. Из года в год возрастал объем средств, заимствованных государством у народа. К 1930 г. эта сумма достигла почти 1,3 млрд руб. Особое внимание уделялось расширению энергетической базы, увеличению добычи угля и нефти, преодолению отставания в металлургии. Новое промышленное строительство развернулось во всех регионах страны. К концу 1920-х гг. круг задач, обозначенных планом ГОЭЛРО, серьезно трансформировался. Сталинское руководство превращало процесс индустриализации в инструмент реализации идеи о социалистическом переустройстве общества. Главной целью экономического развития становилось изменение социальной структуры общества, ликвидация класса предпринимателей, вытеснение частного капитала, создание льготных условий для рабочих за счет других слоев населения.

В экономике преимущественное развитие получало производство средств производства в ущерб легкой промышленности и сельскому хозяйству. На передний план выходила задача укрепления обороноспособности страны. В итоге форсированное развитие оборонных производств приводит к постепенному подчинению экономики нуждам этих производств. Уже в 1932 г. производство военного снаряжения поглощало почти 22 % общего производства стали и чугуна в стране, в 1938 г. — почти 30 % . Государство гарантировало все условия для развития военных отраслей. Другая важная особенность осуществления индустриализации — значительные масштабы экспорта природного сырья и других традиционных российских товаров, отбираемых у деревни, позволявшие приобретать за рубежом новейшие технологии, использовавшиеся главным образом для поддержания мобилизационного потенциала. В начале 1930-х гг. Советская страна уже занимала первое место в мире по импорту машин и оборудования. В 1931 г. сюда направлялось около трети, а в 1932 г. — около половины всего мирового экспорта машин и оборудования.

Неконвертируемость национальной валюты, контроль за внешнеэкономической сферой давали возможность власти не допускать вывоза национального капитала за границу, а использовать его для финансирования собственной промышленности.

Большинство названных мер вводились в 1920-е гг. как спонтанная реакция на краткосрочный кризис платежного баланса, и лишь впоследствии они приобрели характер осознанной, сформулированной стратегии. Основной целью хозяйственного управления стало достижение возможно полной независимости от капиталистического мира, налаживание производства всех необходимых стране изделий собственными силами.

Концепция ускоренной индустриализации включала в себя ряд принципиальных моментов: четкое деление народного хозяйства на два сектора — приоритетный, в который входило в основном производство продукции военного назначения, и неприоритетный, т.е. все остальные виды деятельности, в том числе производство предметов потребления. Предполагалось сконцентрировать усилия на решающих направлениях; осуществить первоочередное развитие отдельных отраслей тяжелой и оборонной промышленности; углубить приоритет плановых методов хозяйственного руководства и широкое использование техники и технологий Запада; соединить индустриализацию с коллективизацией сельского хозяйства.

Стратегия импортозамещающей индустриализации позволила фактически заново создать в стране новую индустрию, обеспечить занятость ресурсов рабочей силы, высвобождаемых из деревни. Однако в силу закрытости экономики национальная промышленность формировалась в искусственных, нерыночных условиях. Устранение внешней конкуренции оборачивалось низкой конкурентоспособностью отечественных товаров на зарубежных рынках.

Отказ от ориентировочного планирования с его контрольными цифрами, косвенными формами регулирования производства и переход к прямому директивному планированию отразился в первую очередь на порядке составления планов. Если в начале 20-х гг. центр лишь аналитически осмысливал и увязывал предлагаемые снизу материалы, то к концу их Госплан уже сам точно определял количественные объемы производства каждого продукта и затем в виде заданий разверстывал их по плановым комиссиям наркоматов и экономических районов. При этом плановая установка превращалась в жесткую директиву, а планирование велось от достигнутого. Разработкой первого пятилетнего плана занимались две группы специалистов: одна — из Госплана, другая представляла ВСНХ. Сталинским руководством был поддержан вариант ВСНХ, основное внимание в котором уделялось развитию тяжелой промышленности, остальные же отрасли должны были развиваться в зависимости от этого решающего сектора экономики. Выполнение пятилетнего плана, намеченного на 1928—1929 гг. и 1932—1933 гг., официально было начато 1 октября 1928 г., поскольку хозяйственный год тогда начинался с октября. К этому сроку задания еще не были опубликованы и даже не утверждены. Из двух подготовленных вариантов пятилетки — отправного, или минимального, и оптимального — XVI партконференция (апрель 1929 г.) сразу утвердила оптимальный. Он предусматривал ежегодный рост промышленного производства на 21—25 % .

Принятый первый пятилетний план был ориентирован прежде всего на развитие тяжелой индустрии — металлургической и топливной промышленности, машиностроения. Тем самым он должен был создать надежную техническую базу для производства новейших систем вооружения. При общем темпе роста валовой продукции всей планируемой промышленности в 2,8 раза тяжелую индустрию предполагалось поднять в 3,3 раза, а легкую — в 2,3 раза. Главной политической целью пятилетки было усиление социалистического сектора в городе и деревне. Однако при этом первый пятилетний план, в отличие от последующих, базировался на принципах нэпа. В нем намечалось дальнейшее развертывание хозрасчета, доведение его до каждого предприятия (а не треста, как полагалось по закону 1927 года). Важнейшим его достоинством была сбалансированность всех важнейших плановых заданий.

Однако в феврале 1931 г. Сталин заговорил о возможности и необходимости выполнения плана в основных отраслях за три года. Новые планы были далеки от реальных возможностей страны и лишь способствовали дестабилизации производства. На выполнение фантастических планов привлекалось все больше рабочих. Росло число начатых и незавершенных строек; в конце первой пятилетки в них было заморожено 76 % капиталовложений против 31 % в начале. В конечном итоге фактические показатели выполнения пятилетнего плана не были выполнены.

Непосредственным поводом для отказа от нэпа послужил кризис хлебозаготовок конца 1927 г., прямо связанный с попыткой форсировать темпы роста накопления и удержать цены на зерно на низком уровне. Хлеб давал валюту, поэтому от хлебозаготовок зависели сроки и темпы превращения советской России из аграрной в индустриальную. К этому времени в стране сложилась противоречивая экономическая ситуация. Крестьянское единоличное хозяйство укрепилось, в деревне возросло собственное потребление сельхозпродуктов. Если в 1913 г. из деревни уходило 22—25 % производимого продовольствия, то в середине 20-х — лишь 16—17 %. В результате резко сокращается и продовольственный экспорт, и приток продуктов на внутренний рынок. Поскольку из политических соображений в этот же период власти вынуждены были повышать уровень реальной заработной платы в городе, в стране назревал новый виток инфляции, нарастал дисбаланс между отраслями.

Попытки правительства административными мерами стабилизировать положение и удержать цены на зерно на низком уровне не дали положительного эффекта. После очередного снижения цен на сельскохозяйственные продукты крестьяне отказались продавать государству свои излишки. За вторую половину 1927 г. заготовки зерна по сравнению с аналогичным периодом 1926 г. сократились с 428 до 300 млн пудов. Политика высоких темпов индустриализации оказалась под угрозой срыва. Аграрный сектор не выдерживал той нагрузки, которую возлагала на него экономическая политика государства. Если бы власть хотела и дальше развивать рыночные отношения, то одновременно с повышением налогов она должна была бы повысить и закупочные цены. Государство не захотело использовать экономические стимулы, и заготовительные цены повышены не были. Вместо этого вопрос из чисто хозяйственного превратился в политический, и вместо выявления и устранения действительных причин и неудач, вместо понимания в принципе обычных экономических процессов, власть встала на путь «закручивания гаек» и репрессий.

План хлебозаготовок 1928 г. удалось выполнить только ценой повальных обысков в деревнях и судебных репрессий. С целью активизации хлебозаготовок были широко применены методы продовольственной разверстки.

Осенью 1928 г. на ноябрьском пленуме была сформулирована задача — увязать производственное кооперирование сельского хозяйства с разгромом кулачества. На пленуме Сталин определил колхозно-совхозное строительство в качестве важнейшего направления аграрной политики. На эти цели вдвое увеличивались капиталовложения. Тем самым, фактически уже в 1928 г. нэп в деревне был ликвидирован. Его сменила политика «военно-феодальной эксплуатации крестьянства», взимания с него «дани».

Согласно утвержденному весной 1929 г. пятилетнему плану, в колхозы предполагалось вовлечь лишь 4—4,5 млн хозяйств, или 16—18 % общего числа крестьянских хозяйств в стране. Решение сократить намеченные первым пятилетним планом сроки осуществления коллективизации пришло очень скоро. 7 ноября 1929 г., в канун очередной годовщины октябрьского переворота, Сталин в статье «Год великого перелома», опубликованной в «Правде», заявил о происшедшем «коренном переломе» на всех фронтах социалистического строительства, в том числе в «недрах самого крестьянства в пользу колхозов». Вопреки действительному положению дел, он утверждал, что партии за прошедший год удалось повернуть основные массы крестьянства к новому, социалистическому пути развития, что в колхозы якобы пошел середняк. Реально в колхозы в это время было объединено всего 6—7 % крестьянских хозяйств. Решительно насаждая колхозы, Сталин преследовал несколько целей. Чтобы осуществить беспрецедентную программу индустриализации, советскому государству необходимо было сосредоточить в своих руках все экономические и политические рычаги. Только политика насильственной коллективизации давала их в руки советского правительства. Кроме того, Сталин, как убежденный марксист, никогда не забывал ленинскую установку: «пока мы живем в мелко-крестьянской стране, для капитализма в России есть более прочная экономическая база, чем для коммунизма». Чтобы мелкокрестьянская деревня пошла за социалистическим городом, Сталин и становится на путь насаждения в деревне крупных социалистических хозяйств в виде колхозов и совхозов.

В соответствии с новым планом в весеннюю посевную кампанию 1930 г. предлагалось вовлечь в колхозы 6,6 млн хозяйств единоличников (34 %), а число колхозов довести до 56 тыс. План предусматривал полное обобществление пашни, инвентаря и рабочего скота, а домашний скот подлежал обобществлению лишь на 80 %, и только в районах сплошной коллективизации, общее число которых, по замыслу разработчиков плана, должно было по РСФСР достигнуть 300. Такие же нереальные темпы коллективизации предлагались разработанным Наркомземом СССР пятилетним планом коллективизации сельского хозяйства остальных союзных республик, которые повышались по сравнению с ранее принятыми в два с лишним раза. На местах сразу началось соревнование за число вновь созданных колхозов. Эта гонка осуществлялась без ясного представления о характере создаваемого типа хозяйства. Открывался простор для фантастических выдумок, административного произвола и насилия.

Темп гонки все больше возрастает после того, как ЦК партии 5 января 1930 г. принимает постановление «О темпе коллективизации», в котором говорится о необходимости сократить сроки коллективизации в два-три раза. Признав артель всего лишь переходной к коммуне формой коллективного хозяйства, постановление ориентировало местных работников на усиление обобществления средств производства. Высокий темп коллективизации поддерживался массовыми репрессиями, вплоть до применения военной силы. Уже весной и летом 1930 г. процент обобществленных хозяйств подскочил в зерновых районах страны до 60 %. Выдвинув в декабре 1929 г. лозунг о ликвидации кулачества как класса, Сталин придает, высказанному им несколькими месяцами ранее тезису об обострении классовой борьбы практический характер. К 1930 г. раскулачивание принимает необычайно жестокие формы. За 1930—1931 гг. более 300 тыс. крестьянских семей, в которых насчитывалось 1,8 млн человек, оказались в вынужденной кулацкой ссылке с политическим клеймом «переселенцев».

Насилие властей вызвало ответный протест крестьян, не желавших вступать в колхозы и видивших в них новое крепостное право. Опасения всеобщего крестьянского восстания заставили Сталина предпринять отвлекающий маневр. В марте — апреле 1930 г. он опубликовал статьи «Головокружение от успехов», «Ответ товарищам колхозникам». ЦК партии, в свою очередь, принял постановление «О борьбе с искривлениями партлинии в колхозном движении», где вся вина за «перегибы» была свалена на местные органы власти.

После опубликования партийных документов темп коллективизации снизился. Из наспех созданных колхозов начался массовый выход крестьян. Но эта передышка была недолгой. Сталин убеждал партию, что политика, хотя и с некоторой корректировкой, остается прежней; он настаивал на скорейшей коллективизации сельского хозяйства.