ПОСТСОВЕТСКОЕ ПРОСТРАНСТВО: ИТОГИ И ПЕРСПЕКТИВЫ ТРАНСФОРМАЦИИ - РЕГИОНЫ И СТРАНЫ В ГЛОБАЛИЗИРУЮЩЕМСЯ МИРОВОМ ХОЗЯЙСТВЕ

Л.Б. ВАРДОМСКИЙ

Трансформация - понятие, широко используемое во многих науках и отражающее глубинные преобразования в исследуемых ими областях. Эти преобразования меняют сущность исследуемого предмета или явления, выводят его на иную траекторию развития. Трансформация может быть результатом как последовательно проводимой модернизации общества и экономики, так и действия внешних и внутренних сил, приводящих к разрушению старых укладов, структур, институтов и появлению новых.

В России в 1990-е и 2000-е гг. появилось множество работ, посвященных проблемам рыночной трансформации. Институт экономики РАН внес немалый вклад в понимание процессов “рыночного транзита” на примере стран бывшего социалистического мира [Глинкина, 2008(a); Глинкина, 2008(b)], а также связанной с ним модернизации этих стран [Модернизация в странах российского пояса..., 2012].

Большой интерес представляет исследование экономической трансформации интегрирующихся пространств. Среди западных ученых, изучавших влияние европейской и североамериканской интеграции на структурное развитие стран-участниц, следует выделить М. Брюлхерта, А.Дж. Веньяблеса, П. Кругмана, Й. Торстенсона, Г. Хагсона. В России пока таких исследований немного. Среди них хотелось бы выделить работы Института экономики РАН о взаимовлиянии евроинтеграции и экономического роста в странах Центрально-Восточной Европы. В этих работах анализируются вопросы институциональной и структурной трансформации в условиях европейской интеграции [Глинкина и др., 2014].

Не меньший интерес представляет трансформационная проблематика “жесткой” дезинтеграции СССР [Вардомский, 2011(a)], в результате которой образовалось 15 новых государств и 4 государственных образования, непризнанных или частично признанных международным сообществом. Некогда единое политическое, социальное и экономическое пространство оказалось рассечено тремя десятками новых государственных границ, что само по себе свидетельствует о глубокой трансформации постсоветского пространства (ПСП) и составляющих его стран.

Проблематика новых границ и приграничных регионов, их экономической, социальной и политической трансформации стала весьма популярной в России. Населенные пункты новых приграничных регионов в условиях СССР развивались как единые системы. Например, на востоке Украины сформировались такие крупные промышленные, научные и культурные центры, как Харьков и Донецк, к которым тяготели значительные территории РСФСР. К Новосибирску, Омску, Барнаулу тяготели значительные пространства Казахстана. Новые границы сильно ударили по градообразующим функциям городов, сузили экономическую базу их развития. Особая сила трансформационных проблем в новом порубежье была показана в ряде обстоятельных российских исследований [Международная интеграция российских регионов, 2007; Приграничное сотрудничество..., 2013; Прозрачные границы, 2002; Российско-украинское пограничье, 2011].

В настоящей статье анализируются итоги трансформации ПСП в структурном и интеграционном разрезах и показаны возможные сценарии трансформации в обозримом (10-15 лет) будущем.

У всех постсоветских стран (ПСС) изначально главными приоритетами были государственное строительство, формирование идентичности и политической ориентации и, разумеется, рыночные реформы. Они в большинстве ПСС основывались на рекомендациях Мирового банка и МВФ проводить либеральную макроэкономическую политику, именуемую Вашингтонским консенсусом. Но некоторые страны не решились на “шоковый” вариант реформ и приступили к ним значительно позже.

Модели государственного управления формировались под влиянием культурной традиции и внешних примеров. Внешнеэкономические и интеграционные приоритеты определялись потребностями экономики и в соответствии с формирующейся идентичностью. В итоге за годы суверенного развития новых государств ПСП утратило целостность, стало значительно более дифференцированным по социально-экономическим показателям [Вардомский, Пылин, 2014], более конфликтным и более зависимым в своем развитии от внешних воздействий. Страны ПСП, руководствуясь как национальными интересами, так и интересами близких к ним третьих стран имеют разные представления о мировой миссии этого пространства как некой геополитической и геоэкономической общности¹.

В представлении большинства западных экспертов, ученых и политиков ПСП давно не существует как целое, поскольку его составляют уже суверенные государства [Власов, 2009]. Это мнение подкрепляет убывающая экономическая связанность этого пространства и раскол по интеграционным приоритетам. Это представление коррелирует с затухающей деятельностью СНГ, переключением основных интеграционных процессов на ЕАЭС.

Трансформация экономической структуры ПСП. Современная экономическая структура ПСП - результат рыночной трансформации бывших союзных республик. За годы суверенного существования усилились тренды развития ПСС, возникшие в советское время: нарастание различий между ними в демографическом развитии и рост трудовых миграций с юга на север, более быстрый рост экономик постсоветского юга при усилении различий в подушевом измерении ВВП. Но главное - усилился топливно-сырьевой характер экономики ПСС. Это подчеркивает созданная для исполнения этой функции, а также сокращения взаимной транзитной зависимости международная инфраструктура, обеспечивающая поставки топлива и сырья на рынки третьих стран (нефтепроводы Баку - Тбилиси - Джейхан, Атасу (Казахстан) - Алашанькоу (КНР), газопроводы Центральная Азия - Китай, Туркменистан - Иран и др.).

Доходы большинства ПСС связаны либо с производством топлива, минерального и растительного сырья, материалов, либо с их доставкой конечным потребителям, либо с развитием сопутствующих услуг (ремонтных, торгово-посреднических, банковских, аутсорсинговых и т.п.).

В целом же структурные изменения в экономиках ПСС определялись деиндустриализацией и терциаризацией, вымыванием высокотехнологичных производств, прежде всего машиностроительных, сокращением инновационного потенциала, но при этом бурным внедрением мобильной связи и интернета, а также ускоренным развитием торговли, сферы недвижимости и кредитно-банковских услуг. Стремлению ПСС восстановить советское промышленное наследие препятствовала негативная селекция мирового рынка, низкая конкурентоспособность обрабатывающей промышленности [Новые независимые государства, 2012]. Она имела не только производственно-технологическую и ценовую природу, но и резко возросшие логистические издержки. Появление новых государственных и таможенных границ сделало ПСП в высокой степени транзитным. Например, для доставки груза из России в Таджикистан требуется пересечь территории Казахстана и Киргизии или Узбекистана. Еще более сложный путь ожидает груз в Таджикистан из Армении. Это замедляет и удорожает внешнеэкономические связи.

Одновременно повысилась зависимость ПСС от потоков капитала и технологий из третьих стран, импорта из них продовольствия и потребительских товаров, трудовых миграций. Структурные изменения повысили потенциальную уязвимость ПСС от глобальной нестабильности. Для стран- экспортеров рабочей силы была характерна высокая зависимость от доходов стран-экспортеров углеводородов, поскольку динамика цен на нефть и газ прямо коррелирует с масштабами трудовых миграций. Чем выше цены, тем выше энергетика миграционных потоков, и наоборот. Потери этих стран от снижения деловой активности в странах-экспортерах углеводородов были выше, чем выигрыши от снижения цен углеводороды.

Усиление сырьевой специализации рассматриваемых стран стало результатом адаптации их экономик к мировому спросу и предложению, прежде всего крупных ТНК, которые не заинтересованы в диверсификации производственных структур ПСС на основе современных технологий, но заинтересованы в расширении внутреннего спроса на производимые ими готовые изделия. Узость национальных рынков, слабость национальных инновационных и финансовых систем не позволяют странам проводить политику новой индустриализации, которая создавала бы основу диверсификации их международной специализации.

В зависимости от структурных изменений в экономике, сильно выросли различия между ПСС по доходам населения. В каждой из стран усилилось социальное неравенство, произошло заметное сокращение социального капитала. Деиндустриализация вызвала рост бедности, принявшей хронический характер. На постсоветском пространстве преобладает население с доходами ниже среднего, что препятствует образованию массового “нового” среднего класса [Соколова, 2015]. Во всех ПСС развитие и наиболее доходные виды деятельности концентрировались в столицах и других крупнейших городах, а в провинции, прежде всего на селе, сформировались обширные зоны бедности и отсталости, которые генерируют устойчивый миграционный поток в страны-импортеры рабочей силы.

Темпы роста и структурные изменения в экономиках в большой мере зависели от внешних факторов развития: курса национальной валюты, мировых цен на главные экспортные товары, условий торговли, иностранных инвестиций, переводов рабочих-мигрантов, преференциальных условий торговли и цен на энергоносители, международной помощи. Хронический дисбаланс между внешними доходами и расходами стран-импортеров углеводородов покрывался внешними заимствованиями. У Армении, Грузии, Молдовы, Украины валовый внешний долг в 2015 г. превышал критический порог в 60 % к ВВП.

Несмотря на общность трендов, они с разной силой проявлялись в отдельных странах, что объясняется разной экономической динамикой новых государств, обусловленной индивидуальной комбинацией условий развития: природно-ресурсным и человеческим потенциалом, внешним спросом на производимые товары и услуги, силой влияния на экономику возникших таможенных и институциональных барьеров, особенностями политических систем и характером участия в международном экономическом сотрудничестве.

Наиболее высокие темпы роста за 1991-2015 гг. были у стран-экспортеров нефти и газа - Туркменистана (индекс ВВП в постоянных ценах к 1991 г. - 285), Азербайджана (270) и Казахстана (209). К числу динамичных следует отнести и узбекскую экономику, которая за прошедшую четверть века также смогла более чем удвоить свой ВВП.

Среди явных неудачников - Украина, объем производства в которой в 2015 г. составил около 2/3 от показателя 1991 г. Молдова и Грузия показали рост, который позволил достичь объемов 1991 г., но не более. Отметим, что эти страны стремятся в ЕС и отчасти реализовали это стремление через недавнее подписание соглашений о европейской ассоциации. В целом же ПСС, развивавшиеся по более либеральной модели и ранее других вступившие в ВТО, претерпели более разрушительную деиндустриализацию, нежели страны, избравшие более консервативную модель с высокой долей государства в экономике - Беларусь, Туркменистан, Узбекистан.

В рейтинге ПСС по ВВП на душу населения (по обменному курсу) за 1991-2015 гг. сильно опустилась Украина (с 4-го на 9-е место), заметно упали Беларусь (со 2-е на 5-е место) и Молдова (с 8-го на 10-е место). В то же время поднялись Туркменистан (с 7-е на 3-е место), Азербайджан (с 6-го на 4-е место) и Армения (с 10-го на 7-е место). В 2015 г., по данным МВФ, Казахстан по ВВП на душу населения (9795 долл.) обогнал Россию (9054 долл.), а Туркменистан (6622 долл.) был выше Азербайджана (5739 долл.) и Беларуси (5749 долл.).

По показателю ВВП по ППС на душу населения лидерство в 2015 г. сохранила Россия (25 411 долл.), далее следовали Казахстан (24 268 долл.), Азербайджан (17 993 долл.), Беларусь (17 654 долл.) и Туркменистан (16 445 долл.). В конце списка постсоветских стран при любых способах исчисления находятся Молдова, Киргизия и Таджикистан.

Большинство ПСС Мировой банк относит к странам с уровнем экономического развития ниже среднемирового: в диапазоне между 1046 и 4125 долл. на одного жителя. В порядке убывания показателя на 2015 г. - это Грузия, Армения, Узбекистан, Украина, Молдова, Киргизия, Таджикистан. Их экономики (за исключением Узбекистана) наиболее сильно пострадали от деиндустриализации, произошедшей в результате рыночной трансформации и распада СССР.

В целом за минувшие с момента обретения независимости годы странам не удалось построить прочный экономический фундамент будущего развития. Реальные достижения оказались далеки от того, на что рассчитывали, обретя суверенитет и начиная реформы. В начале 2010-х гг. страны столкнулись с исчерпанием потенциала развития по сырьевой модели. Переход к развитию по инновационной модели затруднен дефицитом капиталов, технологий и рынков. В итоге, перспективы экономического развития ПСС так же неопределенны, как это было в начальный период обретения суверенитета.

Регионализация как фактор трансформации ПСП. Заняв место СССР и располагаясь между ЕС и Китаем, ПСП стало ареной динамичной регионализации, которая сильно меняет его геополитический и геоэкономический облик. Начало положило создание СНГ. В 1993 г. был выдвинут проект экономического союза ПСС, который должен был стать институциональной основой для последующего создания конфедерации новых независимых государств, способной восстановить ее место в мировой экономике и политике. Но идея восстановления “супердержавы” оказалась нереалистичной из-за сложностей переходного периода, технологического отставания и противодействия стран Запада.

В 1994 г. президент Казахстана Н. Назарбаев выдвинул идею создания Евразийского союза. Но Россия в тот период эту идею не поддержала. Вместо этого стали продвигать идею “разноскоростной интеграции” ПСС по мере их готовности к более глубоким формам сотрудничества. В 1995 г. возник Таможенный союз с участием Беларуси, Казахстана и Киргизии, в 2001 г. преобразованный в ЕврАзЭС. В 1996 г. начало формироваться Союзное государство Беларусь - Россия (СГБР). До этого была сделана попытка создать экономическое объединение центрально-азиатских государств (1994 г.), но она в конечном итоге оказалась неудачной, как и попытка интеграции Грузии, Украины, Азербайджана и Молдовы в проект под названием ГУАМ, альтернативный пророссийским СГБР и ЕврАзЭС [Вардомский, 2011(b)]. Экономической основой всех упомянутых объединений были двусторонние соглашения о свободной торговле с изъятиями и ограничениями.

Новые общие идеи по поводу развития ПСП не могли возникнуть в условиях конфликта идентичностей. В частности, в 1990-е гг. Россия полагала, что она часть западного мира, партнер США и ЕС, с учетом этого строилась политика и в отношении ПСС. В конце 1990-х - начале 2000-х гг. возникла идея создания общего пространства ЕС и РФ (“пространство от Лиссабона до Владивостока”). Она не предусматривала участия других ПСС, но предполагала, что общее пространство будет создаваться по мере имплементации институтов ЕС в российское законодательство. В результате расширения ЕС и НАТО на восток и последующих за этим событий эта идея оказалась нереализованной.

Разные взгляды ПСС на свое будущее отражают трудности постсоветских интеграционных процессов. Вплоть до середины 2000-х гг. ряд стран воспринимало СНГ как организацию, призванную обеспечить “цивилизованный развод новых государств” [Косикова, 2008]. Но по мере восстановительного роста взгляды стран стали меняться. Большинство из них рассматривало ПСП как зону свободной торговли и свободного перемещения граждан, что важно для их экономической устойчивости и социально-политической стабильности. В то же время все они в той или иной степени привержены политике многовекторности [Евразийские интеграционные проекты..., 2013], в рамках которой часть стран нацелена на членство в ЕС, а другая - участвует в ЕАЭС.

Интеграционная активность в регионе объяснялась разным интересом к интеграционным проектам как стран ПСП, так и внешних игроков. В частности, США и ЕС рассматривают включение ПСС в свои интеграционные проекты в качестве инструмента сдерживания России и улучшения геоэкономического положения восточной периферии ЕС. Россия же через интеграцию стремилась восстановить политический и экономический контроль над этим пространством. Она сегодня позиционирует себя как один из центров мировой экономики и политики, в ней довольно популярна евразийская концепция, на основе которой ПСП рассматривается как зона ее особых интересов, что не признают страны Запада. Для России активное взаимодействие с ПСС важно с точки зрения стабильности геополитического положения и внутренней безопасности.

Страны ПСС стремились участвовать в тех интеграционных проектах, с которыми они связывали свое будущее. Грузия вышла из СНГ и, подписав соглашение об ассоциации, попала в орбиту ЕС, но экономически она тесно связана со странами СНГ. Азербайджан и Туркменистан формально участвуют в СНГ, но не проявляют интереса к созданной в этой организации зоне свободной торговли, поскольку их приоритеты развития касаются стран, выступающих потребителями их углеводородов. Узбекистан в начале 2013 г. присоединился к ЗСТ в рамках СНГ, но пока не планирует входить в ЕАЭС. Участниками соглашения о ЗСТ являются Армения, Киргизия и Таджикистан, первые две страны в 2015 г. стали членами ЕАЭС. И, наконец, Беларусь, Казахстан и Россия, основатели ТС/ЕЭП/ЕАЭС, являются также членами ЗСТ в рамках СНГ. Одновременно пять стран-членов СНГ и три члена ЕАЭС участвуют в ШОС (Казахстан, Киргизия, Россия, Таджикистан и Узбекистан), а две страны-участницы ЗСТ в рамках СНГ (Молдова и Украина) подписали соглашение об ассоциации и всеобъемлющей и углубленной ЗСТ с ЕС. Продолжает действовать Союзное государство Беларусь - Россия, в котором достигнут наиболее высокий уровень экономической и социальной интеграции на ПСП.

Иными словами, интеграционный потенциал ПСП сильно ограничен противоречивыми интересами составляющих его стран, их разными представлениями о возможной глубине взаимодействия. Разные интеграционные предпочтения новых государств, которые во многом формировались под влиянием внешних политических и экономических интересов, стали важным фактором разъединения.

Институты постсоветской интеграции изначально были нацелены на противодействие разрушению взаимных экономических и социальных связей. Но они не могли остановить процесс экономической дезинтеграции, поскольку наблюдался сильный спад в инвестициях, шла дивергенция национальных институтов, расходились подходы стран к будущему развитию. Тем не менее, они сдерживали падение двухсторонних связей, а через них и национальных экономик.

Расширение ЕС на восток в 2000-е гг. усилило расхождение ПСС по интеграционным приоритетам. Для его преодоления в 2007 г. была разработана концепция развития СНГ, в 2008 г. принята Стратегия развития Содружества, и в 2011 г. подписан договор о многосторонней зоне свободной торговли на принципах ВТО, которая была запущена в 2012 г.

Параллельно Беларусь, Казахстан и Россия осенью 2007 г. подписали договор о Таможенном союзе, который начал действовать в 2010 г. Быстро пройдя стадию единого экономического пространства, эти страны в январе 2015 г. создали ЕАЭС, в котором участвует менее половины ПСС. Он стал новым фокусом интеграции ПСП и одновременно катализатором новой волны его дезинтеграции.

Один из важных параметров эффективности интеграционного объединения - динамика внутрирегиональной торговли. За 1991-2000 гг. общий объем взаимных связей стран СНГ и Грузии сократился в пять раз: с 305 млрд. долл. до 61 млрд. долл. Это стало результатом одновременно протекавших жесткой дезинтеграции и рыночной трансформации, создававших отрицательную синергетику, разрушавшую унаследованную комплементарность экономик ПСС. В ходе восстановительного роста экономики происходило увеличение взаимной торговли: в 2008 г. она достигла 261 млрд. долл. В кризисном 2009 г. взаимный товарооборот уменьшился до 167 млрд. долл., но к 2012 г. столь же быстро восстановился до 310 млрд. долл., через 20 лет превысив объем 1991 г. С 2013 г. началось новое сокращение: в 2014 г. взаимная торговля составила 219 млрд. долл., а в 2015 г. - всего 144 млрд. долл.²

Динамика доли взаимной торговли в общем объеме внешнеторговых связей ПСС была более однозначной: непрерывное падение в период 19912005 гг. (с 60 % до 24 %), в 2005-2012 гг. стабилизация на уровне 22-24 % и снижение до 18 % в 2014-2015 гг. Это означает, что взаимная торговля рассматриваемых стран большую часть периода 1991-2015 гг. развивалась медленнее, чем их торговля в целом. Л.З. Зевин в своем докладе “Постсоветское пространство: региональная составляющая экономического роста” приводит данные западных исследований, свидетельствующие о том, что самоподдерживаемый рост внутрирегиональной торговли начинается с порога в 25 % [Зевин, 2009].

Причины сокращения доли взаимной торговли имеют экономический и политический характер. Они кроются в структуре прямых иностранных инвестиций: в таких странах, как Азербайджан, Казахстан, Россия, Туркменистан и Украина, заметно преобладали инвестиции из развитых стран, прежде всего из ЕС и США, а также из Китая, которые шли в основном в сырьевой сектор и в сферу услуг. Топливно-сырьевой экспорт в основном направляется на рынки третьих стран, а экспортный потенциал обрабатывающих производств из-за трансформационных потерь и низкой конкурентоспособности ограничен для того, чтобы обеспечить устойчивый рост взаимных связей. В рассматриваемый период разрушение унаследованных от советского времени трансграничных цепочек добавленной стоимости проходило быстрее, чем формирование новых, что сказывалось на динамике взаимной торговли. В последние годы она оказалась под сильным давлением резкого снижения мировых цен на топливо и сырье.

В результате произошедших в ПСС трансформаций, технологическая и структурная комплементарность их экономик по отношению друг к другу сократилась, но одновременно выросла по отношению к третьим странам [Внешнеэкономические связи..., 2014]. Это свидетельствует о том, что глобальные факторы развития их внешнеэкономических связей в условиях топливно-сырьевой специализации действуют сильнее, чем региональные интеграционные.

Среди политических причин важным фактором сдерживания взаимной торговли были “торговые войны” в связи с противоречиями между Россией и транзитными Беларусью и Украиной в сфере распределения “сырьевой” ренты. В этом же ряду стоят торговые войны, связанные с ориентацией ряда ПСС на евроинтеграцию. Сегодня важным фактором свертывания торговых связей в рамках СНГ стал глубокий политический конфликт между Россией и Украиной, который по сути начал новый этап дезинтеграции ПСП.

Становление ЕАЭС пришлось на период турбулентности мировой экономики и жесткой геополитической борьбы с Западом. Немаловажен и тот факт, что в данный момент в полной мере проявились исчерпание потенциала “сырьевого роста” и необходимость перехода к “новой модели устойчивого роста экономики для стран ЕАЭС” [Ленчук, Филатов, 2015]. Все это, безусловно, сказалось на динамике взаимной торговли. Ее бурный рост после установления режима таможенного союза с 47 млрд долл. до 63 млрд. долл. в 2011 г., далее замедлился (68 млрд. долл. в 2012 г.), а затем сменился сокращением (64 млрд. долл. в 2013 г., 61 млрд. долл. в 2014 г. и 45 млрд. долл. в 2015 г.). Но спад 2015 г. по отношению к максимальному объему взаимной торговли в ЕАЭС был значительно меньше, чем в СНГ. Доля взаимной торговли в общем объеме внешней торговли Беларуси, Казахстана и России в целом имеет тенденцию к росту: 12,2 % в 2010 г.; 12,7 % в 2012 г.; некоторое сокращение в 2014 - 12,3 % и вновь рост в 2015 г., несмотря на значительный абсолютный спад, - 13,5 % [Взаимная торговля товарами, 2016].

Создание единого рыночного пространства в рамках ЕАЭС создает предпосылки для экономического развития стран-участниц. Но для того, чтобы они обернулись долгосрочным экономическим эффектом через масштабы производства и его оптимизацию, необходимо наращивание инвестиций, обеспечивающих увеличение комплементарности национальных экономик. Поскольку они невелики, унаследованная советская система связей, лежащая пока в основе евразийской интеграции, постепенно ослабевает. Иными словами, при активном формировании институтов ЕЭП/ЕАЭС не происходит серьезных структурно-технологических изменений в производственном секторе экономики, не расширяется потенциал его связанности [Вардомский, Зевин, 2013]. Вследствие различий в интересах стран-участниц, их зависимости от импорта технологий из третьих стран, большой растянутости слаборазвитой инфраструктуры, временной лаг между учреждением интеграционных институтов и формированием интегрированной экономики может быть довольно большим.

Эту ситуацию описывают понятия “формальной” и “неформальной” интеграции, предложенные Е. Винокуровым и А. Либманом. Формальная интеграция (интеграция сверху) связана с развитием государственных и международных институтов, регулирующих регионализацию. Все это вполне успешно создается в ЕАЭС. Но помимо нее протекают процессы интеграции, обусловленные деятельностью бизнеса и связями населения. Эта спонтанная активность “снизу”, продиктованная законами рынка, а не инициативами правительств - своего рода неформальная интеграция, опирающаяся на национальное законодательство (правила ведения бизнеса) и международные соглашения (о визовом и таможенном режиме и т.п.) [Винокуров, Либман, 2012].

Несмотря на прогресс в создании интеграционных институтов, это обстоятельство слабо учитывается в национальных программных документах - государственных, региональных, отраслевых. Деятельность ЕЭК малозаметна и не приводит к динамичному увеличению субъектов интеграционных процессов, дополнению вертикального построения интеграционного процесса горизонтальными каналами взаимодействия субъектов интегрирующегося рынка (компаний, территориальных администраций, некоммерческих организаций и т.д.), разработке и реализации крупных многосторонних проектов. Это означает, что страны пока не готовы ограничить свой суверенитет в сфере управления национальной экономики и реализации избранных приоритетов развития.

Помимо этого, либерализация торговых отношений стран не поддерживается либерализацией национальной экономической жизни. Формирование единого таможенного пространства не сопровождается соответствующими изменениями в регулировании национальных экономик. Неформальная интеграция в рамках ЕАЭС сдерживается как национальными административными (нетарифными) ограничениями [Оценка влияния нетарифных барьеров..., 2015], так и неблагоприятными условиями ведения бизнеса в целом (дорогие кредиты, избыточный бюрократический контроль, слабость судебной системы и логистики и т.п.). В этих условиях деятельность интеграционных институтов должна подкрепляться масштабными проектами, в которых участвуют государственные структуры и бизнес всех стран-участниц. Пока таких проектов явно недостаточно, что свидетельствует об отсутствии интереса у стран ЕАЭС в согласованной модернизации. Приоритет отдается национальным программам развития, которые зачастую реализуются с привлечением финансовых ресурсов и технологий третьих стран.

Серьезные испытания для формирующегося ЕАЭС создают санкции Запада в отношении РФ и бюджетные проблемы стран-участниц в связи с падением доходов от экспорта углеводородов. Произошедший в конце 2014 г. конфликт между РФ и Беларусью по поводу предполагаемого саботажа последней российских контрсанкций, а также несогласованная валютно-курсовая политика стран-участниц стали проверкой на прочность нового союза.

Следует отметить, что помимо создания единого таможенного пространства важную роль в евразийской интеграции играют социальные факторы: взаимные социальные преференции для стран-участниц (получение трудовых патентов, вида на жительство, приобретение недвижимости, нормы регистрации, право на медицинскую помощь и т.п.). Наиболее высокий уровень социальной интеграции достигнут в Союзном государстве Беларусь - Россия.

В настоящее время наблюдаются взаимосвязанные процессы разделения ПСП на пространство евразийской интеграции и пространство, находящееся в состоянии перехода в политическое и экономическое пространство ЕС (Грузия, Молдова, Украины). Все это происходит на фоне быстрого расширения связей ПСС с Китаем.

Возможная эволюция ПСП в обозримой перспективе. Хотя в своем современном состоянии ПСП сильно разъединено, а его отдельные части движутся по разным траекториям развития, оно все же сохраняет некие признаки “остаточной идентичности”, позволяющие выделить его как особый регион. Это не только уцелевшие экономические, социальные и культурные связи, но и противоборство глобальных и региональных центров.

Будущая трансформация ПСП определяется современными представлениями входящих в него стран о своем будущем, глобальной и региональной миссии, которые фиксируются в национальных проектах, программах, концепциях, стратегиях развития.

Россия рассматривает себя как один из центров глобальной полицентрической системы и в этом смысле ведет политику как суверенное государство, требующее равного отношения и признания права защищать свои интересы, свою историческую память и культурные ценности. Россия стремится консолидировать вокруг себя бывшие союзные республики, но пока ей трудно дается миссия лидера евразийской экономической интеграции.

Казахстан видит себя как важный центр евразийской интеграции, включающей ЕАЭС и СНГ, как сухопутный мост между Китаем и странами ЕС, Кавказа, Центральной Азии и Ближнего Востока. С сильно выросшим экономическим потенциалом он стал ведущей страной Центральной Азии, стремящейся развивать сотрудничество по всем векторам Евразии.

Узбекистан стремится сохранить свою историческую роль в Центральной Азии, серединное положение в регионе, не вступая при этом в глубокую интеграцию с соседями. Главная международная миссия страны связана с урегулированием отношений с Афганистаном и обеспечением транспортно-экономических связей с ним.

Украина ощущает себя частью евроатлантического мира, признавая глобальное лидерство США. В 1990-е гг. она имела амбиции стать субрегиональным центром ПСП через главенство в ГУАМ. По экономическим причинам сегодня это невозможно. Современная правящая элита рассматривает Украину как форпост, сдерживающий “экспансию” России на Запад, рассчитывая за это получать от последнего соответствующую геополитическую ренту.

Главной задачей армянского государства и многочисленной диаспоры является сохранение субъектности национального государства, что является абсолютной ценностью для большинства армян всего мира, гарантом их единения [Ахинов, 2004]. В связи с этим главной миссией Армении является реализация стратегии “Единый разделенный народ”, в рамках которой формируются механизмы ее взаимодействия с диаспорой.

Не менее важным фактором, определяющим будущую трансформацию, являются тренды регионализации, в которой участвуют страны ПСП. Миссия ЕАЭС, по мнению О. Буториной и А. Захарова, состоит в том, чтобы сформировать на части ПСП полюс геополитического притяжения и новый альтернативный американскому и европейскому центр силы [Буторина, Захаров, 2015].

Многие западные эксперты и политики рассматривают ЕАЭС как “регион российского доминирования”, продукт “имперских амбиций и влияния России” [Винокуров, Либман, 2012]. Страны Запада хотели бы видеть ПСП как совокупность дружественных, а точнее, политически и экономически зависимых от них государств, включенных в орбиту их интересов. Это пространство нужно им как рынок сбыта продукции и источник топлива, сырья и материалов. Особое место в этой политике занимают Азербайджан, Армения, Беларусь, Грузия и Украина, которые через политику соседства и Восточное партнерство должны были стать ассоциированными членами ЕС с серьезным ограничением суверенитета, но без весомых экономических обязательств со стороны ЕС. Этот проект реализовался частично и с большими политическими и экономическими осложнениями. Кризис на Украине, который нанес разрушительный удар по ПСП, стал проявлением политики США по созданию хаоса в ряде ПСС с целью сдерживания или даже “разрушения России” [Киссинджер, 2015].

Китай видит ПСП как часть Экономического пояса Шелкового пути. Он предполагает интегрировать экономики стран-участниц в свою экономику. Пространственные масштабы этой политики по мере ее реализации, в моем представлении, будут расширяться, дойдя до границ ЕС.

Эти противоречивые идеи, очевидно, будут определять трансформацию ПСП в ближайшие 10-15 лет. Здесь можно выделить несколько сценариев. Один из них - видение ПСП как буферной зоны между ЕС (НАТО) и Россией в виде Украины, Молдовы, Грузии, а также стран Прибалтики. Оставляя Россию под санкциями и военно-политическим давлением, ЕС и США стремятся к расширению экономического и политического сотрудничества с другими странами ЕАЭС и СНГ. Усиливая свое влияние в западной части ПСП, Запад одновременно ослабляет интеграционную привлекательность России для других постсоветских стран. Это уже осуществляемый вариант, который является частью политики сдерживания России.

Другой сценарий, пока маловероятный, связан с попытками создания общего пространства ЕАЭС и ЕС. Для этого нужно, как минимум, прекратить реализацию первого сценария. При успешном выполнении сценария № 2 новый смысл может приобрести СНГ, в которое входят страны разной внешнеполитической ориентации. Через эту организацию, учитывая деятельность ЗСТ в рамках СНГ, ассоциацию Грузии, Молдовы и Украины с ЕС и ЗСТ между ЕАЭС и Вьетнамом, в перспективе можно осуществить создание ЗСТ от Лиссабона до Ханоя.

Осуществляемый ныне сценарий - углубление интеграции в рамках ЕАЭС с наращиванием сотрудничества с другими странами ПСП. Но он требует усиления роли ЕАЭС как координатора программ модернизации национальных экономик (новой индустриализации), создания необходимых институтов, продвигающих новые продукты и технологии на общий рынок стран-участниц и за его пределы, широкого внедрения аутсорсинга в инновационной и хозяйственной деятельности, формирования трансграничных цепочек добавленной стоимости. Параллельно должна проводиться скоординированная политика развития транзитной миссии ПСП, с которой связано повышение роли региона в мировой экономике. Она предполагает также заключение соглашений о ЗСТ и партнерствах с третьими странами.

Еще один сценарий связан с развитием ПСП как части Экономического пояса Шелкового пути. Экономические интересы Китая могут действовать в пользу усиления сотрудничества не только стран ЕАЭС, но и всех постсоветских государств, выступать в роли внешнего интегратора. Вхождение России и других стран ПСП с согласованными с Китаем проектами в Экономический пояс Шелкового пути может еще более повысить значимость геоэкономического положения ЕАЭС и СНГ между ЕС и Китаем. Первым шагом в этом направлении может быть создание системы евразийских (в географическом понимании) транзитных перевозок в сообщении между Востоком и Западом, Севером и Югом на основе современных транспортно-логистических технологий. В этом проекте были бы заинтересованы как страны ПСП, так и Китай с ЕС.

На политическом уровне обсуждается возможность формирования Евразийского партнерства в составе ЕАЭС, ШОС и АСЕАН. Но реальное продвижение по этому варианту начнется, вероятно, нескоро.

Какой из перечисленных сценариев будет доминировать во многом зависит от экономического развития России, от ее способности исполнять роль лидера евразийской интеграции. В любом случае, в ближайшие 10-15 лет произойдет усиление азиатского вектора в развитии ПСП, оно будет более широко включено в экономические процессы, происходящие в Азии.

---

¹ Одним из первых геополитическую роль Евразии описал Х. Маккиндер, который назвал данный регион “хартлендом”, или “географической осью истории”, играющей особую роль в мировой политике.

² Здесь и далее расчеты автора по данным Статкомитета СНГ и Международного торгового центра ВТО и ООН.